Дочь вела сама с собой непринужденную беседу (ей четыре и она, все еще, непобежденный воин).
Из всего изобилия ее мыслей я выделила только одну (в силу своей неконтролируемой глупости по сравнению с ее контролируемой я не смогла понять весь ее монолог/диалог).
В словах она (мысль) была оформлена следующим образом:
«Если ты не видишь конца, значит, его нет» (цитирую слово в слово).
...
Хорошо."
наверное, когда-нибудь озверею, и буду ночами выть, но чтоб никто, ничего, ни за что)))
выть от невозможности, от - насколько не моя, не мое, не мне...
Окутываема ленью, отмахиваюсь от нее головной болью. Страннейшее состояние. Собралась выпить кофею, налила чаю. В голове мыслей сколько солнца за окном, и ветренно.
Пойду чаем упьюсь. Может вернусь на землю...
21 мая
(вечер)
Не понять мне, никак не...
Когда пишут:
«Если я молчу, то:
Я молчу не потому, что мне нечего сказать.
Я молчу потому, что мне есть о чем помолчать».
о чем думают? Зачем..?
Каждому есть о чем помолчать, даже пусть сил не хватает, есть о чем.
Мы в лицее пели. Плохо пели. Но искренне. И "Реквием" читали Рождественского. С папками. Красными. (Ну не запоминался у некоторых текст, не запоминался). А голоса прерывались. И больно было. Честно...
Только давно это было. Какие они теперь, которые пели?
"...И чудится мне промежуток в стае,
Быть может, это место для меня".
А праздник страшный. Праздник, но до чего же... "поклонимся и мертвым и живым".
И каждый раз - "Ах, война, что ж ты подлая сделала..."
читать дальше вчера была смешная. возможно, жалкая тоже. молчала, как рыба, рот открывался, а звуков не было, лишь трепыхания... было смутно, почти смирилась, но звонка ждала с опасением. не зря. звуки так и не родились, они вообще не пришли, а вместо жаркого шепота, который хоть как-то, хоть чем-то скрасил бы, был замученный и глухой... горло вопило - беззвучно) - неблагодарная тварь. обидно такое в свой адрес, но тварь, увы, неблагодарная. давно так не было, забылась. и стыд, жгучий, расстроила любимую
и не жгучий, но да - таки - стыд. нельзя болеть, сейчас совсем нельзя. завтра нужен голос, независимо от, не знаю, где взять, нужен. сложно, не представлять, как завтра приеду, заберу, отнесу, приготовлю, выйду и - снова рыбой - буду молчать, два раза по четыре с половиной часа молчать. только и остается упрашивать - заговори. заговори, пожалуйста...
а хотела -
о Вас. о себе - и совсем-совсем другое. о жить вместе. о зависти, как трудно избавиться. доверии, странное оно, и разное. и все еще учусь... почему-то люблю никак не меняется. что такое привычка, откуда берется? Вы беззаботная, Вы упрямая, хулиганка, уголки губ вверх, уголки губ вниз, горечь в глазах не всегда - ура, сожаления, страхи, счастье - эфемерность (?), усталость разная, усталость общая... а маму люблю, но почти не стыдно (- вру, как вру-то!!!) наверное, многое хотела - потому и не. еще слова цепляются, у них не получается вовне выбраться. а косноязычие, которое никто не отменял?
да и надо ли обо всем? не впрок болтливость, ой, не впрок
на карну перестала ежиться и прятать глаза (почти). кажется, стала сердиться (начинаю). хорошо, да?
- Не, сейчас неохота. Потом. Мы сделаем вот как. Обменяемся мячиками. Бери мои!- Илья не согласился. Ему жалко было отдавать единственное, что у него осталось от Лили. Правда, был еще он сам, но это не в счет. - Ну, хорошо, - сказал Жоэль, - давай тогда так, - бросим их в шапку, перемешаем, а потом вытянем по три, кому что достанется. Вроде как жребий. Так честнее, согласен?
Илья согласился. Ему достался красный, фиолетовый и оранжевый. Самый любимый - синий, ушел к Жоэлю, но может это и к лучшему. Жоэль довольно взглянул на свои трофеи, улыбнулся чему-то и заснул. А утром он сказал, что ему пора, что адресами обмениваться глупо, что они еще встретятся и пожонглируют когда-нибудь, если только не потеряют мячики. Илья тоже так считал.
Он остался один и еще долго боролся с искушением. Ему вообще всегда было жалко разворачивать подарки. Однажды ему на именины подарили нечто в очень красивой коробке, перевязанной атласной лентой, и он полгода не заглядывал внутрь. Там оказалась какая-то ерунда, он уже даже забыл, что.
Илья все же решился, взял бритву и замер. Он не знал, с которого начать. Он вдруг подумал, что ведь и Лиля могла зашить чего-нибудь в мячик. Вот это будет сюрприз. Начал Илья с фиолетового. Внутри оказалась пластмассовая крупа, и Илья засмеялся. Ведь в его-то мячиках - пшенка. Неприкосновенный запас, на случай голода. Вот Жоэль удивится. Илья засунул палец в пластиковое крошево и поискал там. Нашел бумажный катышек, торопливо развернул его. “Void” - прочитал он, - пустота. Да, эта Мили и вправду оказалась большой выдумщицей. А может быть и нет, потому что бумажка из оранжевого мячика обещала “meеting”. Оставалось самое страшное - посмотреть, что в красном. У Ильи дрожали руки, когда он разворачивал записку от Лили. Все правильно - незамысловатая “дальняя дорога”. Еще хорошо, что не “хлопоты в казенном доме”. Пустота, встреча, дальняя дорога. Илья понял, что можно и вернуться.
Илья представил, как его печаль и жалость к самому себе и пугающее чувство одиночества улетают прочь, как воздушный шар, наполненный свежей струей водорода. Илья вышел в город. В почтовом киоске он выбрал красивую черно-белую открытку - две зубные щетки, сцепившиеся щетинками, и надпись “I love You”. А потом купил воздушный шар, красивый, блестящий, в виде голубого сердца в цветочек. Такие не опускаются на землю от первого же дождя, а летают долго и высоко. На обратной стороне открытки он написал: “Я пишу твое имя по-русски, на стене какого-то дома в Гамбурге. Как если бы ты была здесь вместе со мной. Или, если хочешь, одна, без меня. Ну, хорошо, с тем, с кем ты на самом деле хотела бы здесь побывать. Может быть, и мое имя кто-то пишет сейчас русскими буквами на стене иностранного города. Может быть, есть такая стена, где мы все в виде имен на родном языке. Надеюсь, это не стена плача. Надеюсь, мы все еще встретимся как люди с людьми, а не только как буквы с буквами. Вот они, эти наши имена. Лиля, Оля, Нина, Наташа, Марк, Александр, Саша, Юра, Илья.” Потом подумал и приписал: “Joel, Milie.”
Илья привязал открытку к шару, вышел на городскую площадь и выпустил его в небо. Улетел он быстро. Илья и не рассчитывал, что шар долетит до Лили. Пусть это будет какая-нибудь другая девушка, он сам еще не знал, какая. Может быть, с черными глазами и голубыми волосами, или с голубыми глазами и черными волосами или рыжая, или натуральная блондинка. Какая разница. Лишь бы, как говорится, был человек хороший. Лишь бы был человек...
Накануне на площади перед оперным театром выступал канцлер. В честь этого события городские власти устроили бесплатную лотерею. Раздавали разноцветные воздушные шары, к ниткам которых пахнущие пивом и сосисками горожане привязывали картонные карточки со своими адресами. Илья плохо знал немецкий, поэтому он так и не понял, каким образом можно получить обещанный выигрыш. Но люди были полны энтузиазма, что-то писали, и очень скоро серое ветреное небо покрылось красными, синими и желтыми точками.
В ночь с первого на второе августа разразилась гроза, потом долго шел дождь, и к утру намокшие шары печально опустились на красные черепичные и черные толевые крыши города. Вот только карточек ни на одном из них почему-то уже не было. Илья решил, что их отрезали и взяли себе ангелы, там над облаками, где не бывает дождей. И теперь каждый из них получил свой выигрыш - один BMW, другой тур в Амстердам, а третий всего-навсего годовой абонемент на посещение зоопарка. Впрочем, возможно, последнее для небожителя радостнее первого.
Всю утро Илья наблюдал за шарами. Дождь перестал, шары высохли, и Илья загадал, что если они опять взлетят, то он с ней увидится, а если нет, ну что ж, значит не судьба. Взлететь-то они взлетели, но как то вяло, безо всякого энтузиазма, не унеслись обратно в небо, а неуверенно висели в метре от крыш. “Наверное встречусь где-нибудь случайно, в метро, “привет” - “привет”, и все дела”, - грустно подумал Илья. До самого вечера он валялся на бугристом тюфяке, лучшая часть которого - кровать, в свою очередь уже давно валялась на какой-нибудь местной помойке, если, конечно, ее не утащили домой эмигранты. Идти на улицу Илье не хотелось, он уже достаточно набродился по этому городу. Знал и торговый район и ратушную площадь, и фонтан в виде девушки с гусем, которого по традиции под восторженные вопли приятелей целовали выпускники местного университета. Иногда Илья жалел этого бедного гуся, зацелованного настолько, что в некоторых, особенно привлекательных для чужих губ местах, он лоснился. Каждый раз, проходя мимо фонтана, Илья почему-то вспоминал блестящий пистолет бронзового солдата на станции метро “Площадь революции”. Илья скучал по дому, но знал, что возвращаться еще рано. В самолете “Москва-Берлин” он поставил перед собой цель - вернуться свободным. Каждое утро он выполнял психотерапевтическое упражнение - представлял Лилю в виде маленького плотного мячика для жонглирования и мысленно отбрасывал ее прочь от себя. И так много раз. Днем Илья забывался, начинал тосковать, даже разговаривать с ней шепотом, потом спохватывался, опять мысленно подкидывал мячик по имени Лиля, а по вечерам выходил на небольшую, но весьма оживленную площадь и жонглировал там под аккомпанемент старого магнитофона. Все его мячики назывались “Лиля”, может быть потому, что она же сама и сшила ему их когда-то из разноцветных лоскутков. Илья подкидывал мячик, чтобы в нужную секунду поймать, а потом кинуть вновь. И так каждый вечер, менялись лишь некоторые движения и музыка. Илья мог жонглировать под любую музыку, лишь бы она была ритмичной. Он удачно сочетал в себе чувство ритма с чувством вины. Утром его одолевало второе, а к вечеру он попадал под власть первого. У Ильи было всего три мячика, маловато, конечно, но зато жонглировал он ими виртуозно: и из-за спины, и из под ноги, и еще он много чего умел. Красный, синий и желтый мячики так и летали, и со стороны Илья напоминал атом, вокруг большого и грустного ядра которого вертятся веселые электроны.
Этим вечером в честь своих именин Илья жонглировал под классический джаз. Он сам однажды записал на одну кассету свое самое любимое - “The lady is a tramp” Эллы Фицжеральд и неизвестно чей “Стамбул” и Сент-Луи блюз.
На зрителей Илья не смотрел, вернее старался не смотреть, чтобы не сбиться с ритма. Но краем глаза он все замечал - и восторженные лица непривычно ярко одетых детей, и напряженные юных девушек и злые от несбывшейся надежды на то, что он уронит хотя бы один мячик, - респектабельных дам. Мужчины около него останавливались редко, разве только папаши, выгуливающие детишек после работы. Илья даже не заметил, как он оказался перед ним - смуглый парень с желтой шапочкой на голове. Только потом Илья понял, что это постриженные а-ля тюбетейка и жестоко обесцвеченные кудри. Парень некоторое время наблюдал за тем, как жонглирует Илья, а потом у него в ладонях вдруг появились мячики, тоже три штуки - зеленый, фиолетовый и оранжевый, и он начал жонглировать ими. Еще через некоторой время смуглый жонглер встал ровно напротив Ильи, который уже понял, что тот задумал, крикнул “Хоп!”, и они начали жонглировать вместе. Вообще-то Илья недолюбливал парное жонглирование. По натуре он одиночка, и ему тяжело подлаживаться под кого-бы то ни было. Может быть именно поэтому, Лиля... Но нет, лучше об этом не думать, по крайней мере сейчас, иначе он собьется, уронит мячик, и их замечательному шоу придет конец.
Шоу продолжалось, оба были в ударе, работали слаженно, как будто заранее отрепетировали этот трюк, и зрителей прибавилось. Деньги приятно звенели, падая в медную кружку, которую Илья приобрел по случаю на местном блошином рынке. Остановился парень тоже первым, видно он вообще был более инициативным, чем Илья. Он разложил мячики по карманам, а потом подошел к Илье. Илья ждал, что он скажет.
- Я не говорю по-немецки, - сказал он по-английски.
- Я тоже, - с облегчением признался Илья.
Его звали Жоэль, с ударением на последнем слоге, английский он знал немногим лучше Ильи, приехал из Парижа на пару-тройку дней, чтобы, как он выразился, проветрить мозги. Деньги они делить не стали, купили вина, немного еды и пошли к Илье в каморку. У Жоэля в этом городе даже временного жилья не было.
После первой бутылки Жоэль изобразил на своем лице улыбку Санта-Клауса, у которого в крови до сих пор спорят алжирцы и сенегальцы, и сказал: “У меня есть еще кое-что”. Кое-чем оказался пакетик с травой. Вообще-то Илья не был большим любителем, кроме того его немного смущало воспоминание о сцене с негром на помойке, подробно описанной в когда-то модной книжке. Но не отказываться же... Жоэль профессионально забил косяк, Илья втянул в себя сильно пахнущий дым.
- Ты все делаешь не так, - неожиданно заявил Жоэль.
- В чем дело? - удивился Илья.
- Трава - это наш учитель, - начал Жоэль, и Илья тут же понял, что этот текст он произносил уже много раз и, главное, при одних и тех же обстоятельствах, - траве мы можем задать любой вопрос или загадать любое желание и узнать, сбудется ли оно. Вот ты? Неужели у тебя нет ни вопросов, ни желаний, и ты не хочешь попробовать.
У Ильи был один вопрос и одно желание, причем они практически совпадали, но Илья себе запретил. Он закрыл глаза и мысленно спросил, научится ли он когда-нибудь жонглировать факелами, как в клипе на песню“Abracadabra”. И Илья тут же увидел этот клип, только жонглером был он сам, а девушкой в белом трико - Лиля. Было ли это ответом на незаданный вопрос, Илья не знал. Илья открыл глаза, достал свои мячики и положил их перед собой на пол. Жоэль достал свои и разложил рядом. Илья сделал легкую перестановку, и получилась радуга. Жоэль задумчиво пересчитал мячики.
- Одного цвета не хватает, - сказал он.
Илья долго пытался понять какого же, с трудом вспомнил историю про охотника и фазана. Принялся было пересказывать ее Жоэлю, но бросил, потому что смысл ускользал.
- Нет голубого, - произнес он.
- Да вот же он, - Жоэль показал на синий мячик. - Blou.
Илья растерялся, он не знал, как объяснить по-английски отличие синего от голубого. Но Жоэль сам догадался. Azure, - сказал он по-французски.
- Голубой, - произнес он по-русски, а потом неожиданно, уже по-английски, признался, - у меня девушка была голубая.
- Голубая? - удивился Жоэль, - она любила блюзы?
- Нет, как раз терпеть не могла, но создавала блюзовое настроение.
- Ты с ней поссорился? - спросил Жоэль.
- Нет, - уточнил Илья, - она от меня ушла. Ну и черт с ней, - добавил он, только по-английски это звучало грубее.
А у меня была черная девушка, - высказался Жоэль.
Злая волшебница? - Илья не знал, как сказать по-английски ведьма.
Да нет, просто негритянка. Ее звали Мили, Эмильен.
А мою Лиля.
Так она была сиреневая, - сказал Жоэль и взял в руки фиолетовый мячик, потому что сиреневого не было.
Нет, голубая, - настаивал на своем Илья.
Он вспомнил, как Лиля на голубых роликах, в блестящем голубом найковском комбинезоне, с синими прядями в белых волосах и с ярко-голубыми ресницами мчалась по Тверской ему навстречу. Ей непременно надо было, чтобы Илья поймал ее на полном ходу. А Илья как-то раз испугался, что она сшибет его и инстинктивно отскочил. Ну, короче, не удержал, и она умчалась, как говорится в синюю даль.
- Я хочу ее забыть, - признался Илья.
- А я свою уже забыл, - гордо сказал Жоэль. Они курили третий косяк. - Видишь ее здесь нет, нет черного мячика. Зачем мне черный мячик, он бы приносил мне одни неприятности. Вот и от Мили было слишком много хлопот. Хотя... Знаешь, а это она сшила мне мячики, - вдруг сказал он, - мячики жонглеру должна шить девушка, тогда они будут хорошо летать. Я сразу понял, что и свои ты не в магазине покупал. - Илья кивнул. Впрочем, в московских магазинах нельзя было купить мячиков для жонглирования, все циркачи шили себе их сами либо привозили из-за границы. - Моя Мили была большая выдумщица, - рассказывал Жоэль, - все время устраивала мне сюрпризы. Однажды напекла пирожков, по своим каким-то негритянским рецептам, а внутрь засунула бумажки с предсказаниями. Кстати, - встрепенулся Жоэль, - она ведь и в мячики наверняка что-то запихнула.
- Что? - спросил Илья.
- Да кто ж ее знает, может тоже бумажки, может свои кольца или клочья волос для колдовства или кокаин, чтобы меня посадили за хранение наркотиков. От нее можно ждать чего угодно.
дитя природы не скорбит о собственной судьбе. / замерзшая синица падает на землю, / не сожалея о непрожитых годах (с)
сожаления. отказаться бы от них, отучиться_разучиться_раз-уметь - сожалеть. какое ж пустое занятие
а вокруг бьются в поисках денег. бьются_разбиваются. кшиська? кшиська тоже... только скупо, жадная, ох, какая жадная. как же, где же ...научиться биться за? в целом даже умею работать, не умею - за_ра_батывать. не стараюсь
а деньги надо хотеть
а надо к деньгам стремиться
а проще простого быть выше такой дурацкой материи.
и только близкие, самые близкие платят за отсутствие нужных стремлений.
ёшкин кот. сегодня не люблю себя
Current music: НС (старый состав) - Стерх и лебедь
давно забытое - за давностию лет - ощущение: уши болят. в четверг кшиська сидела в футболке, свитере и теплой рубашке - мерзла отчаянно. сегодня собиралась хвастать - только футболка и свитер, но хвастать особенно нечем - холодно. весьма. зато если в кресле свернуться в плотный клубочек... и не глотать, категорически - не глотать.
читаю вас Избранное, согреваюсь. какие ж вы хорошие, светлые люди...
в целом пустой поста вчера с работы на работу - тащилась. едва. а охрана встречала по дороге и здоровалась, они меня все уже знают, и все здороваются, и даже по имени, но пропуск требуют - и чихать им на сумки. мОлодцы принципиальные)
так вот. подарено Осенней вишней - "ну чем я не пони?"
мррр
куда лучше, чем муркаемое себе под нос вчера - "...маленькая лошадка, и мне живется несладко" в попытке довезти
....Но сегодня я вроде не злой уже. По причине того, что был я сегодня у стоматолога. И этот доктор объяснил мне, орудую своей бор-машиной, что в жизни есть счастье. Примерно следующее - стоматолог говорит "Все!", и ты рысью несещшься из кабинета. Все дальше, и дальше...
Ах, как хорошо, как мудро и справедливо)))
Орфография автора сохранена. Автору спасибо. И жуткая головная боль пасует перед улыбкой)